#ночное_чтиво
Дьявол умирал. Лёжа на больничной койке, он умирал в поту и бреду, стараясь закрыться от всего мира. Он подпускал к себе только одного седого медбрата, который то приносил поесть, то что-то колол ему.
С каждым днём, приближающим дьявола к смерти, мир становился всё светлее и чище. По крайней мере, так казалось всем и каждому. Церковь уже дала интервью по этому поводу, и по всей стране проходили празднества в связи с фактом скорой кончины Зла.
Дьявол лежал в больнице и смотрел в потолок, стараясь не слушать, какими потоками грязи его поливают.
Седой медбрат всё приходил и приходил. Вытирал пот со лба Дьявола, колол обезболивающие, кормил его. Нервничал, ходил вокруг его кровати кругами, что-то шептал себе под нос, нервно поглядывал в окно. Он был единственным, кто не радовался грядущей смерти одного из самых страшных библейских преданий.
Наконец, Дьявол открыл глаза и воззрился на медбрата:
– Пап, сколько уже можно?
Медбрат устало помассировал виски и сел рядом с кроватью на скрипучий стул, вложив ладонь в слабые пальцы Дьявола.
– Люций, сынок... Ну потерпи ещё немного. Я обязательно поставлю тебя на ноги.
Дьявол грустно улыбнулся, даже не стараясь показаться злее и чернее, чем есть на самом деле.
– Ты же знаешь чем всё кончится. Мы много раз говорили об этом.
– Я не готов. Правда, не готов. Дети не должны уходить раньше своих родителей.
Голос Бога трясся и дрожал. Хоть его лицо и оставалось каменным, горькие морщины покрыли его лоб и скулы, а глаза беспомощно бегали туда-сюда, словно в поисках двери из всего этого кошмара. Дьявол слегка сжал руку отца.
– Пап, помоги мне встать.
Бог повиновался.
Дьявол чуть не упал, пока шёл по линолеуму больничной палаты к окну, поддерживаемый своим отцом.
Он оперся локтями об подоконник, посматривая пересохшими глазами на улицу, где на улицах висела куча ярких транспорантов, вещающих о скором наступлении мира во всём мире. Улыбнулся.
– Никак они не поймут и не научатся.
– Чему, сынок?
– Добру и свету, что ты дал им, пап.
Всевышний обнимал своего сына за плечи. Именно он тысячи лет назад отправил его наказывать грешников и следить за Адом. И теперь жалел об этом. Жалел о том, что вместо прощения своего сына, отправил его туда, где он оброс рогами, копытами и прочими легендами испуганных и алчных кардиналов, королей и крестьян, которые теперь, хоть и имели свои квартиры, машины и прочие гаджеты, но так и остались глупыми крестьянами, стадом, управляемым сверху.
– Прости меня, сынок.
Бог плакал, сжимая своего сына крепкими руками скульптора. Дьявол закашлялся, улыбаясь и обнимая отца, прижавшись к его груди.
– Не бери в голову, пап. Мне хоть и не нравилось наказывать тех, кто, как говорится, жил не по совести, но в этом был главный для меня урок и главное знание, главный опыт, который ты мог дать мне.
– Какой?
Бог удивленно воззрился на своего сына. Сын божий, низвергнутый им же – улыбался:
– Сам скоро всё увидишь. А пока помоги добраться до кровати и принеси мне пожалуйста воды.
Они поговорили ещё немного времени, а за окном сменялись дни и годы.
И Дьявол умер. Умер, отравленный человечеством. Умер страшно, как умирает всякий, кто попадает в хоспис, где мучаются люди, отравленные самими собой.
Человечество продолжало праздновать его смерть.
Продолжало воевать. Продолжало убивать. Продолжало грешить. Продолжало лгать. Продолжало ненавидеть друг друга. И продолжало ненавидеть мёртвого Дьявола.
А Дьявол был не виноват.
И только седой Бог плакал навзрыд, утратив сына. Плакал навзрыд, поняв ответ на свой вопрос.
